Глава 3
Я сидел на балконе развалившись в кресле, и курил вот уже вторую сигарету, лениво стряхивая пепел в стеклянную банку, которая заменяла нам пепельницу, потягивая мелкими глотками кофе с молоком из большой чашки. Я никогда не был фанатом кофе и чая, равно как и всех тех ритуалов, которые сопровождают эти культовые в наших краях напитки. Да и вредны они были для моего часто повышенного давления. К тому же я абсолютно не нуждался в той волне бодрости, которая обычно следует за первой выпитой утренней чашкой. Для пробуждения мне вполне хватало тех ежедневных процессов, из которых был соткан мой день зависимого человека. Но именно эта единственная утренняя чашка кофе, осталась со мной с тех ещё времён, когда я был абсолютно свободен, как что-то ключевое из прошлой, практически забытой уже жизни.
Ну что ж…поехали. Сейчас главное быть максимально собранным, при этом оставаясь максимально расслабленным. Я вступаю в новый день, и от моих первых шагов зависит очень многое в этом дне. Если не всё вообще.
Первым делом я стряхиваю с себя остатки той пелены сновидений, которые ещё слегка окутывают моё сознание после ночи. Безжалостно давлю их, так как нет ничего хуже беспочвенных наивных мечтаний о том, что всё будет хорошо само по себе. Они, сталкиваясь с безжалостной реальностью окружающей действительности, всегда быстро и неотвратимо сдают свои позиции, сдуваются до размеров практически незаметных, и наконец окончательно исчезают, оставляя после себя только ноющие душевные раны и сожаление о том, что ты в очередной раз как ребёнок поверил в чудо, а жизнь преподнесла тебе очередной суровый урок.
В народе этот этап называется «соберись, тряпка»!
Но будучи при всём этом всё же очень душевным человеком, я сразу кинул себе увесистую мясистую кость: «братан, ты начал утро с дозы! А мог бы проснуться на голяках и судорожно искать любые возможности как можно скорее привести себя в нормальное состояние. Сколько раз такое бывало!
Но не сегодня.
Сегодня ты в силе и в духе, сидишь и спокойно покуриваешь, ни о чём не думая».
Мозг моментально схватил мою подачку и равнодушно раздвинул ноги – имей меня, бро!
Итак, сначала очертим общий план и установим основные вехи.
На работу сегодня не надо. Это уже хорошо. Ко всему тому сегодня не день похода за рецептом: один из четырёх дней, привязывающих меня к четырём моим программам. Наркоману положено стоять на одной и честно, раз в десять дней, приходить за своим рецептом. В моём случае можно приходить даже раз в восемь дней, так как моя ВААРТ терапия уменьшает концентрацию метадона в крови, и я могу вполне официально пить ежедневно пять таблеток вместо положенных четырёх. Но мне естественно влом собирать все необходимые для этого справки, к тому же я, как и большинство моих коллег по несчастью, просто стою на учёте в разных местах и в теории могу получать каждые десять дней по четыре рецепта, вместо положенного одного, что кстати многие и делают. Это развязало бы мне руки в плане употребления ещё большего количества наркотика, но цена слишком высока. И мне это очень хорошо известно.
Некоторые мои знакомые ухитряются сидеть на суточной дозе в полколеса, и стоять при этом на учёте в пяти-шести местах одновременно. Все излишки естественно реализуются в кругу знакомых из числа тех, которые ещё не знают о безотказной простоте этой схемы, или тех, которые сидят в глухой заднице со своей нереально огромной дозой и даже шесть программ не в состоянии покрыть их ужасный метадоновый голод. Учитывая то, что за цену полного набора, включающую стоимость рецепта и таблеток купленных по нему в аптеке, с рук у такого «барыги» можно приобрести только лишь пятую часть, эти люди ухитряются неплохо жить. Я всегда понимал, что этот бизнес стоит на чистейшем человеческом горе и обильно сдобрен безысходностью и безвыходностью попавшего в эту дьявольскую западню человека. Эти люди всегда вызывали у меня стойкое внутреннее отторжение, граничащее с откровенной брезгливостью. И хотя я никогда не находил в себе сил отказаться пожать протянутую барыгой навстречу мне руку, тем не менее я испытал какое-то подобие удовлетворения после того как узнал, что при заезде в тюрьму эти мрази сразу обкладываются солидной данью и, в случае отказа от выплаты, вполне реально могут попасть в разряд обиженных.
Но меня давно уже не интересуют ни большие дозы, ни возможность сомнительного и опасного заработка. Я просто выбираю удобные мне места в удобное время. Но и тут я не застрахован от, возникающих периодически, неудобств. В некоторых местах я теряю по три-четыре часа своей никчёмной жизни, в ожидании своей очереди к врачу. И это неизбежно как восход солнца. Причём я бы не задумываясь поставил на то, что утром солнце вообще не взойдет, чем то, что у Ларисы Олеговны не будет в очереди стоять минимум пятнадцать человек уже к десяти часам утра.
Но сегодня мне некуда идти. Значит я свободен! Стоп.
Так не бывает. У меня должны быть какие-то дела. Придётся вспоминать.
Я охнул, почему-то с лёгкой долей досады. Мой личный внутренний ворчун, тоже уже проснувшийся, заводил потихоньку свою любимую пластинку с огромной красной надписью в центре: «ах, когда же вы все от меня отстанете»…
Я даже не обратил на него внимания – в голове уже мигала красная лампа.
Нога!
Моя нога!
Вот уже две недели, как на внутренней стороне левой лодыжки вновь открылась, маленькая ещё пока, но от этого не менее опасная язвочка.
Началось всё это около двух лет назад. Тогда я ещё вовсю бегал за закладками и кололся мутной на вид ширкой, которую цыгане по слухам варили где-то в дремучих сёлах из маковых зёрен, и которую в моих кругах метко называли не иначе как «МакКофе». И вот однажды, в обычной своей безалаберной простоте, я где-то что-то хорошо не промыл, и вместе с дозой занёс в свой левый пах какую то дрянь. Через несколько дней ночью меня разбудила Юля и с тревогой сообщила мне что я горю. Температура шкалила под сорок. Тогда мы не обратили на это особого внимания, а просто сбили жар и вызвали утром скорую. Врачи приехав сказали, что это какой-то вирус, укололи анальгин и уехали.
Но на следующий день история повторилась. Участковый наш врач, никогда ранее не отличавшаяся точностью в диагностике, придя к нам домой по вызову, как всегда абсолютно уверенно определила на глаз что это «что-то почечное», выписала антибиотики в таблетках и ускакала дальше.
Температура тем не менее спадать не собиралась. Стабильно раз в день она поднималась до сорока и держалась там до тех пор, пока не действовал выпиваемый мною анальгин. Так продолжалось дней десять. От ежедневного жара мои мозги плавились как масло на солнце, и я всё чаще начинал откровенно бредить, видеть ангелов и вообще вести себя как человек, одной ногой находящийся уже на небесах. При этом никто не мог взять на себя мои ежедневные функции: обзвон барыг, закидывание денег на счёт , ожидание сообщения и поиск по нему очередной закладки с ширевом. Иногда мне приходилось проводить несколько часов на улице, в ожиданиях и в разъездах, а дело это, к слову, происходило в конце зимы. Часто я возвращался домой грязный и мокрый насквозь после долгих копаний в снегу и мёрзлой земле, чувствуя при этом, что температура начала подниматься, и если я не попаду домой через четверть часа, мой «сорокет» накроет меня прямо на улице, и шансы умереть резко взлетят до небес.
Ко всем этим невзгодам и неопределённости добавилась сильная тянущая боль в левой ноге. Ногу тянуло с самого низа и до самого верха, и не требовалось много ума чтобы понять, что ничем хорошим это всё просто так не закончится. Не рассосётся само собой как обычно.
Я уже совершенно серьёзно настраивался на уход в вечность и впервые в жизни серьёзно задумался о завещании. Благо оставить после себя было что и было кому.
Мой сын, впоследствии рассказывал мне, что в тот период уже практически смирился с тем, что я в этот раз не выкарабкаюсь.
И вот именно тогда Юля сделала то, что делала неоднократно до этого и много раз после – спасла меня. Она взяла меня в охапку, буквально на руках занесла в нашу маленькую красную Таврию, отчаянно пихала меня в бок и лупила по щекам всю дорогу до больницы, пока я периодически терял сознание за рулём. В больнице она уложила меня полуживого на кушетку в кабинете, нашла моего инфекциониста, и он, взглянув на моё жалкое состояние и увидев как я подволакиваю свою адски болящую ногу, не задумываясь абсолютно точно изрёк тот страшный диагноз, которому выпало сопровождать меня до самого конца – хроническое воспаление магистральной вены левой ноги. Но тогда всем нам как будто сразу полегчало. Тьму неизвестности осветил луч знания и пугающая реальность обрела очертания. Мы уже знали что со мной и появился шанс вылечить меня от этого, хотя на тот момент мы были абсолютно несведущи в этом вопросе и наивно предполагали что с помощью таблеточек-укольчиков мы быстро вернём меня в прежнюю форму. Возможно даже без последствий. Господи, какими же наивными мы тогда были!
Тем временем врач ушёл куда-то и через некоторое время вернулся, неся в руках несколько банок антибиотика, пачку Лидокаина и шприцы.
Смерть отступила от меня до времени.
Потом были разные обычные и платные больницы, многочисленные анализы, визиты к специалистам, снимки, диагнозы, подбор лечебной формулы и знакомство с понятием «компрессионное бельё». Но первых два месяца я лежал дома практически безвылазно, вставал с постели только по нужде, делал уколы и ждал пока тромбы прирастут к стенкам вены. Я, ранее всегда такой живой и непоседливый, превратился в неподвижный комок ненависти, которую я, будучи прикованным к постели,
изливал на всё что меня окружало.
Именно тогда, пребывая в жесточайшей депрессии и лишённый возможности выпить хоть немного алкоголя или что нибудь употребить, я от отчаяния снова закурил после более чем восьмилетнего перерыва. Просто чтобы хоть на минуту мой разум затянуло пеленой дурмана. Я медленно спускался с палочкой во двор, стрелял у прохожих сигарету, затягивался и на какой-то миг отключался от окружающего меня кошмара. Как ни странно, именно о возврате к курению, я жалею до сих пор сильнее всего. Необъяснимо, но факт…
Потом была поездка к моему старому другу-пастору в захолустный Кременец на стационар, где я месяц трижды в день делал разные обёртывания своей распухшей, практически слоновьей ноги.
Затем, когда я решил, что самое страшное уже позади и мне пора заняться делом, я начал поиски работы, в итоге приведшие меня обратно на хлебзавод, откуда я ушёл сразу после первого своего падения, и где я до этого отработал три года. Потом снова система, беготня за закладками, открывшаяся трофическая язва, разраставшаяся на глазах. Снова реабилитация, снова дом, снова падение, но на этот раз уже в
метадон. Вот так, примерно через год хождения по кругу, медленно и уверенно я пришёл к тому состоянию, в котором и пребывал сейчас.
Итак, после второй утренней сигареты, сидя на балконе я неожиданно вспомнил про свою ногу. Она не болела после ночи и это был хороший знак. Поверхностный осмотр показал, что ранка практически затянулась.
Это было просто замечательно!
С этой радостной новостью в голове, я улыбаясь вышел с балкона и двинулся в новый день.
интересный рассказ